[Настоящее] "Тайна четвертой планеты", Джефф Кларк, Кэтлин Шатнуар

[Кэтлин Шатнуар]

Может, Кларк и был прав, оправдывая Проминского, но Кэт была не согласна. Прежде всего потому что обида оказалась сильнее всех разумных доводов. В Кэт разрасталось какое-то детское чувство, будто у неё попутались отобрать новую, красивую игрушку, какой больше ни у кого нети об обладании которой она мечтала полжизни. Нельзя было позволить этому чувству взять вверх. Но и бороться с ним в первые часы его появления было бессмысленно. Кэт прекрасно знала свои слабости. А потому волновалась вдвойне. Уже не раз бывало, что она своей несдержанностью делала себе только хуже. Сейчас же на карту было поставлено слишком многое, чтобы позволять себе наступать на хорошо знакомые грабли. И всё-таки смолчать она не смогла.
- Это не его дело, - упрямо заявила она. – Медики могут делать самостоятельные выводы, без подлых подсказок со стороны всяких… - она замялась, подбирая синоним поприличнее, ругаться при старшем по званию было бы совсем неосмотрительно, хотя на языке так и вертелось соответствующее определение, которое она, впрочем, выразила достаточно красноречивой гримасой, - некомпетентных в медицинских вопросах личностей. Лучше ему в ближайшее время держаться от меня подальше.
Ага, конечно. Проминский будто мысли прочитал. Нарисовался немедленно, не дав им закончить разговор. Вот уж истину говорят, дурака вспомнишь, он и появится! Шёл неспешно, вразвалочку, а такое впечатление, что бежал всю дорогу специально, чтобы догнать, и только перед последним поворотом показательно сбавил скорость. Хотя, Кэт сама не очень-то торопилась, мог и случайно успеть, но обида заставляла думать с большей подозрительностью. Сияющая физиономия рядового и вовсе выглядела как издёвка. Врезать бы по ней как следует…
Кэтлин, глядя на спокойного Кларка, собрала всю свою волю, чтобы не зашипеть на обидчика. Нельзя поддаваться гневу. Нельзя вызывать повышенный интерес медиков. Особенно после выходки Лобанова в лабиринте. Ещё сочтут отсроченным действием и запрут вместе с ним.
- Тебе-то что? – Кэт презрительно нахмурилась, шагая к своей двери и с силой брякая по кнопке так, будто это была та самая сияющая физиономия.
Дверь открывалась, как показалось Кэт, слишком медленно.
- Отвали, - бросила она Проминскому, шагая в каюту, напоследок всё-таки обернувшись и одарив рядового таким взглядом, по которому сразу стало понятно: переступать порог не следует.
Когда дверь закрылась, Кэт стоило огромных усилий не врезать по ней кулаком от досады.
Кларк был прав. Она устала, ей надо выспаться. Как раз обида на Проминского уляжется, и можно будет снова спокойно смотреть в его сторону. Ну… насколько спокойно можно, конечно, смотреть на подлецов, к коим рядовой был теперь причислен пожизненно.
Кэт глубоко вздохнула и направилась к своей койке. Рухнула на неё, не раздеваясь, ботинки сняла уже лёжа. Спать, спать и спать. Никаких мыслей больше. И никаких разговоров.
Вот только заснуть удалось не сразу, не то что во время обследования. Да и глаза закрывать в общем-то не хотелось, вспоминая странные сны, навеянные болтовнёй всё того же Проминского, что б его самого в карантин загнали с подозрением на дизентерию и симптомами всех видов кишечных расстройств сразу!
Прикосновение руки Кларка к её плечу оставило после себя ощущение тепла и дружеской поддержки. Кэт постаралась переключиться на это ощущение. Почему-то жест показался особенно значимым, потому что исходил от Кларка. От этой мысли тоже следовало отмахнуться, но сейчас она казалась безопасней, чем мысли о мести Проминскому. А ведь она даже не успела ничего ответить Кларку, потому что появился Проминский. Вот зараза!
Под такие спутанные мысли Кэт всё-таки заснула. И ей снова приснился город. Только на этот раз он был заморожен. По опустевшим улицам гулял ветер, резные купола и возносящиеся к небесам шпили обледенели, некоторые из зданий уже начали разрушаться, но большинство, казалось, всё ещё хранили память о покинувших его жителях, как будто те только что шагнули за порог и вот-вот вернутся назад. Ощущение унылого запустения хоть и присутствовало, но было ещё озарено надеждой на скорое окончание летаргического сна.